прогулка

Поздним вечером я вышел из подъезда — кончились сигареты, а ночь длинная. На дворе стоял разгар января, и январь был великолепен: частые метели, легкий морозец. Вот и сейчас мело, и мело прилично — видимости было метров на десять. Пока добрел до ближайшей круглосуточной палатки, оказался весь облеплен белыми «мухами». Приобретя искомое, бодро зашагал обратно. Идти-то всего минут семь, два двора протопать. Дышалось легко, пар валил изо рта, свежий морозный воздух щипал нос, снежок бодро хрустел под подошвами. Улица опустела, я оказался наедине с этой зимней сказкой.

Оставалось пройти один двор, когда я заметил его. Прямо напротив меня стояла темная фигура. Нас разделяла узенькая тропинка, пересекавшая двор по диагонали, и мне не хотелось сворачивать, хотя некоторая опаска все же зашевелилась внутри. Я бодрым шагом двинул вперед, снег все мел, но сквозь его пелену мне удалось рассмотреть мужчину, неподвижно стоящего прямо посредине тропы. На нем было осеннее черное пальто, черные же брюки. Он стоял, понурив непокрытую голову и опустив плечи, руки плетьми свисали до колен.

Мне стало не по себе, но я решил, что человек, скорее всего, пьян или находится под действием наркотиков, вот его и «накрыло» в пути. Не сбавляя темпа, я приближался к нему, машинально считая сокращавшиеся между нами метры. Пять… четыре… три… два… ну вот, почти… Наконец, я поравнялся со странным типом, и, уже собираясь навсегда оставить его позади, почувствовал, как его рука ловко и цепко ухватила меня за локоть. Тонкие пальцы больно впились в кожу. Даже сквозь пальто я чувствовал их ледяной холод.

Я испугался до холодного пота, не скрою. Человек стоял, все так же опустив голову, его кулак сжимал мой локоть. Почувствовав, что начинаю покрываться мурашками, я рванул руку вверх. Его рука взлетела следом, но хватки не ослабила. Что все это значит? Но вот мужчина все же, кажется, пришел в себя, потому что вздрогнул всем телом и начал медленно поднимать голову. Я стоял, не зная, что думать. Может, у него приступ какой, помощь требуется? Хотя, с такой-то хваткой… Алкоголик — будет мелочь стрелять? Тогда почему сразу не спросил, на подходе? Наркоман — хочет денег на дозу из меня выбить? Хм, ну пусть попробует…

Все эти мысли калейдоскопом пронеслись в голове, пока человек с истинно королевской неторопливостью поднимал голову и попутно разворачивал ко мне корпус. Но я уже успел заметить, что кожа на руке у мужчины совсем бледная, даже серая, сухая и потрескавшаяся. И не только это заставило меня струхнуть. Только сейчас я заметил, что он не выдыхает пар! Вот тут мне стало нехорошо, я попытался вырвать руку еще раз, и тут он поднял голову.

Я сглотнул. Да, выглядел он неважно. На меня уставилось серое лицо, покрытое синюшными пятнами. На нем, изможденном и остроносом, со впалыми щеками, горели ввалившиеся черные глаза. Кожа ссохлась, облепив череп, губы провалились, под глазами чернильные круги. Я смотрел на это лицо, на котором не угадывалось ни единой эмоции, и был готов к тому, чтобы немедленно напустить в штаны. Локоть ныл. Сердце колотилось как бешеное, тело сжалось пружиной, я готов был дать деру в любой момент. И тут он открыл рот. На меня пахнуло затхлым.

— Сквозь… кости… мои… трава… прорастёт…

Он произнес это, чеканя каждое слово, бесцветным землистым голосом. Затем вновь замолк, пронизывая меня взглядом. Я окаменел, глядя, как снег ложится ему на лицо и не тает. Меня просто парализовало от страха. Я такого никогда в жизни не чувствовал, мышцы как будто окаменели, хотя больше всего на свете сейчас хотелось оказаться где угодно, но только не рядом с ним. Я боялся за свою жизнь, но ничего не мог поделать. Меня будто прибило к месту. Прошло, наверное, целое тысячелетие. Мы смотрели, не двигаясь, друг на друга, как загипнотизированные. Кто это, нет, что это? Господи, что этой твари от меня надо? Чего она хочет? Я стоял в двух шагах от дома, всерьез рискуя распрощаться с жизнью. Это создание могло наброситься на меня и порвать глотку в любой момент. Сомнений в том, что оно на такое способно, у меня не было.

— Сквозь…

Оно вновь открыло рот.

«БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ, БЕЖАТЬ!» — прорезала ступор мысль. Если услышу еще хоть слово от него, схлопочу разрыв сердца. Я рванулся из его хватки, вложив в это движение все свои силы, весь адреналин, что кипел в теле, отчаянно надеясь на то, что мне удастся освободиться. И, о чудо — у меня получилось! Его пальцы чиркнули по локтю и остались позади. Не оборачиваясь, я услышал за спиной:

— … кости…

Я стартовал пулей. Не различая дороги перед собой, рванул вбок с тропы, через кусты, по сугробам, прочь, прочь, прочь оттуда. Низкие ветви деревьев хлестали по лицу, ноги проваливались в глубокий снег, но я был свободен, я бежал! Кровь клокотала, сердце подскочило к самому горлу, я несся, забыв обо всем на свете, отдавшись во власть инстинкту самосохранения. Забежав в родной подъезд, ракетой взлетел по ступенькам на шестой этаж, на ходу доставая ключи, лихорадочно отпер дверь, закрылся и лишь тогда позволил себе перевести дух. Я весь трясся, пот лился ручьями, по лицу текли слезы, я рыдал как маленький, лишь сейчас имея возможность дать волю чувствам. Понемногу приходя в себя, пошел на кухню, сварил себе кофе и просидел в своей комнате до утра, прислушиваясь к звукам в подъезде.

Я не знаю, гналось ли оно за мной. Не знаю также, может ли оно узнать, где я живу. Не имею понятия даже, что ему от меня понадобилось. Знаю только одно — менее всего я хочу вновь услышать его голос и его стихи у себя за дверью…

опять подъезд

Будучи мудоебом 20ти лет, к тому же и живущем отдельно, постоянно упарываюсь какой нибудь крипотой. Как то, один анон писал, что даже если пасты не особо страшные, то кирпичи рано или поздно выходить из тебя будут автоматически, ибо все равно накладываемая определенный отпечаток.
В общем, как вы понимайте, психике моей настал полный пиздец, уже через некоторое время страдания этой хуйней. Тк я вообще слабачок, то даже отказ от всего этого меня не особо спас.

Как то, в очередной раз переборщив с пастами, на утро я отправился на учебу.
Живу в спальном районе, классическая девятиэтажка.
С соседями особо не контактирую, оно и понятно, хуй с ними контактировать то.
Так вот, вышел на площадку, тускло горит единственная лампочка на подъезд, разбитое окно, ранее утро, ветер завывает.
Я закрыв за собой дверь, подошел к лифту, вызвал его, а тем временем искал какую нибудь музыку в плеере. Кстати, стоит заметить, что из за своей параноидальной натуры никогда не слушаю в 2 наушника в помещениях, где мне грозит опасность.

Лифт от чего то ехал медленее обычного, в правом ухе играл какой то шлак, и тут я заметил какой то шерох со стороны мусоропровода, что находится в межэтажье. Списав все на крыс, я продолжил копаться в телефоне. Шерох повторился, но на этот раз более громче и отчетлевее. Я пошатнулся и попятился ближе к своей двери.
В голове промелькнули мысли о каком нибудь бомже, алкаше или просто упоротом ублюдке, забредшем в подъезд погреться, при этом поднявшимся на последние этажи, чтобы меньше шугали.
Вытащив единственный наушник, я начал прислушиваться. Там явно кто то был.
В этот момент я услышал, как двери лифта открылись, но не на моем этаже. эта ебаная функция автозапоминания этажей или как ее там, на этот раз сработала на ура
Я услышал шаги. Поняв, что дело плохо, я медленно и как можно тише, начал судорожно искать ключи. Шаги стали громче, но сложилось впечатление, будто этот мудак просто топчится на месте, чтобы попугать славного дрища-битарда, засидевшегося на паранормаче. Наконец схватив ключи, я резким движением открыл дверь, но именно в этот момент я понял, что оно начало спускаться на мой этаж.
Анон, наверное, у моей двери до сих пор лежит монолит. Я распахнул дверь, вбежал в квартиру, закрылся на все замки и включил свет, вслушиваясь в то, как оно ходит по площадке, где буквально пол минуты назад стоял я.

Удар. Еще удар.
Кто то по хардкору тарабанил в дверь моей соседки. Я сполз по стене, сжимая в руке мобильник.
Мне, наверное, никогда не было так страшно. Но тут я подумал, и понял, что никакой бомж и чужой с улицы попасть в подъезд просто не мог, ибо у нас на весь дом сидит консьержка, которая видит на мониторе звонящего и предварительно созванивается с квартирой, куда направляется гость. Никаких кодов быть не может. Кнопка всего одна!

Потом удары закончились, и я не слышал больше ничего. Хотя до этого, хотя бы шаги этого существа раздавались эхом по всей клетке.

Не знаю, кто или что это было.
И если честно, знать не хочу.
В любом случае, столкнись с ним хоть кто то, он об этом сильно пожалел.

приключение

ты знаешь, как много в деревне осталось языческих традиций и какой причудливый синтез с христианством они создают.

Различные гадания и приметы. Например, плюнуть три раза через плечо, крестить рот, когда зеваешь — это христианские обычаи. А вот приметы — чёрная кошка дорогу перебежала, ложка/вилка упала, зеркало треснуло, монетку в воду кидать — это все языческое. Славянская мифология — самая страшная мифология в мире, наверное.

А вот сама история. Поехал я как-то в деревню, к далекой моей тетке. А у них там все на сельском хозяйстве держится, а ей уже было сложновато, поэтому она просила меня помочь. Ну там, овощи собирать, чинить всякую хуйню, убирать грядки. И вот как-то после очередного ковыряния в земле решил я отдохнуть и сожрать яблочко. А у нас рядом было заросшее поле, граничило с лесом, а на нём росли чахлые дикие яблони. Вообще-то у моей тетки тоже росли яблони, но у неё одни антоновки, а мне нравились кислые яблоки, поэтому я пошел туда. Когда я ходил за яблоками, я не заметил, как перелез через арку из соломы. Потом оказалось, что не стоило этого делать. Пока я набрал яблок, одна ветка чуть не выколола мне глаз, до крови расцарапала щеку. Ну да похуй, это того стоило. Яблочки были маленькие, но чистые, не червивые и крепкие. И тут я оборачиваюсь, и вижу, что оказывается, нихуя-то я отошел от дома. Он еле виднелся через высокую траву.

Ну и начал я продираться через траву. А она как будто не хотела меня пускать, и ещё у меня было такое ощущение, что я нихуя не в ту сторону, куда надо. Много раз оборачивался — нихуя, лес даже не отдалился! А тут ещё я почувствовал, что что-то под моей ногой шевелится, посмотрел и охуел — это была змея. И нихуя не уж, я ужей видел, знаю, как они выглядят. И тут я так ломанулся сквозь заросли, что уже через 5 минут стоял около дома.

Тетка увидела меня, подошла и спросила, чего я так долго там делал и почему в таком виде. Оказывается, меня не было около часа. Я рассказал ей, что случилось. Она сказала, мол, и что стоило это того. Я сказал, что да, типа яблок нарвал хороших. Она так подозрительно на меня посмотрела и отошла. А я вывалил на траву оставшиеся яблоки (большую часть я растерял, когда валил оттуда) и охуел — все они были гнилые и червивые.

Потом я спросил у тетки, что это за хуйня была, а она сказала, что такие арки ставит всякая нечистая сила, которая в поле живёт и морочит человеку голову. Сказала, что на самом деле, цель этих арок — не дать человеку дойти до дома.

А змею я потом погуглил — оказалось, это медянка

Здравствуйте, меня зовут… Впрочем уже не важно как меня зовут. В моём теперешнем состоянии многое перестало быть важным. На смену старым пришли новые ценности. И моё существование, в силу некоторых событий, приобрело совершенно иной смысл. Впрочем об этом я расскажу позже.

Жил я в полном одиночестве, в собственной квартире в центре города. Из окна был виден городской парк, где мамаши выгуливали своих чад, а молодежь собиралась в тесные компании вокруг одной из скамеек и живо общалась. Я-же был чужд всякому общению, выходящему за рамки делового. Я жил, придерживаясь некоего кодекса, сформировавшегося у меня в голове ещё в детстве. Я никогда никого не любил. У меня не было друзей и закадычных приятелей, коллеги по работе всегда оставались только коллегами. Таким образом я был дырой в ткани общества. Чем-то вроде пустого места. Я был обычным серым человеком, офисным планктоном, одним из тех, чьи лица люди никогда не держат в памяти дольше минуты.

Моя жизнь текла размеренно и однообразно. Новый день ничего в неё не привносил, как и не забирал вчерашний. День за днем одно и то-же. Утро, будильник, работа, дом. Казалось, что я живу вне времени. Бесцельно и безнадежно. Не желая что-то изменить и не имея возможности внести разнообразие в свои унылые вечные будни.

Можно сказать, что меня просто не существовало. Я вымысел. Идея, порожденная в чьем-то воспаленном разуме, выброшенная в пустой мир и лишенная способности испытывать теплые чувства. Я не был полностью бесчувственным. Как и все, смеялся над комедиями, с удовольствием смотрел фильмы ужасов, слушал любимую музыку. Однако чувств к другим людям я никогда не испытывал. Даже в раннем детстве на такой, казалось бы, простой вопрос — «Любишь ли ты маму с папой?» — я терялся и не знал что ответить. Поэтому для общества я был ничем, пустым сидением в автобусе, чистым листом бумаги. Однако я никогда не задумывался, что на одной из остановок в автобус может кто-то войти и занять сидение, а на чистый лист чья-то рука может вписать слово.

Первое слово моей истории было написано промозглым ноябрьским утром. Этот дождливый день навечно врезался в мою память и будет оставаться там до самой моей смерти, если я конечно когда-нибудь жил и смогу когда-нибудь умереть.

Я открыл глаза за секунду до мерзкого вопля будильника. Всё как и днем ранее, и неделей, и годом. Поспешив выключить мерзко верещавшего электронного монстра, я подумал, что хорошо бы его заменить на другой, с более дружелюбной мелодией. Впрочем эта мысль посещала меня каждое утро, но будильник по прежнему гордо занимал своё место на прикроватной тумбочке, незыблемый, словно скала, день за днем дающая отпор морскому прибою.

Прогоняя остатки сна, я встал с постели и направился в ванную, принять душ. Кафель приятно охлаждал босые ноги, развеивая утреннюю сонливость. Раздевшись, я встал под струю горячей воды, ударившей мне в лицо подобно рукотворному дождю.

Пока я принимал душ мне не давала покоя какая-то маленькая деталь. Нечто в моём доме было не таким, как всегда, ставило под сомнение мою привычную жизнь. Здесь было что-то, чего быть не должно. Или не было чего-то, что на протяжении долгих лет занимало своё место.

Пожав плечами и списав всё на непогожий день я подошел к зеркалу. Смахнув рукой капельки конденсированной влаги я застыл на месте. Вот что не давало мне покоя. Там, где должно было быть моё отражение, преданным двойником повторяющее все движения хозяина, была пустота. Нет, в зеркале отражалось всё что положено: стены за моей спиной, полки и бутылочки с шампунем и кремом для бритья. Не было только меня. Пустота. Будто я не стоял сейчас перед зеркалом, в спутанных чувствах пытаясь убедить себя, что это лишь сон, просто ночной кошмар. Вот только мне никогда не снились кошмары.

Медленно, как во сне, я поднес руку к лицу. Всё на месте: пять пальцев, смуглая кожа и шрамик на мизинце. Определенно это моя рука и я не превратился вдруг в человека-невидимку. Переведя взгляд на зеркало я не заметил каких бы то ни было изменений. Я по прежнему не верил в реальность происходящего, вот только в голове начали всплывать старые истории о вампирах. Усмехнувшись глупым мыслям и всё ещё надеясь проснуться я вышел из ванной и с опаской подошел к окну, ожидая что солнечный свет испепелит меня и я наконец проснусь. Но нет. Я не превратился в груду пепла, солнце, как раз выглянувшее из-за туч лишь заставило меня прищуриться.
С чувством легкой паники я прошел в комнату с твердым намерением позвонить на работу и взять отгул. Этим правом я никогда не пользовался, из-за чего прослыл трудоголиком и человеком без личной жизни, как собственно и было, так что начальник мне бы не отказал. Взяв трубку, я приготовился набрать знакомый номер, но с удивлением обнаружил что телефон лежит на месте а моя рука сжимает пустоту. Мерзко засосало под ложечкой. Уже медленнее я попытался взять телефон в руку. Вот я ощущаю дрожащими пальцами шершавый пластик. Сжимаю миниатюрный аппарат. Подношу к уху… В этот момент голова закружилась, будто я взглянул в бездонную пропасть, неожиданно разверзшуюся под моими ногами. Когда я взял себя в руки телефон лежал на прежнем месте, будто насмехаясь. Слабость продолжалась лишь секунду, и возможно я бы её не заметил, повтори я свою попытку лишь один раз. Но я пробовал снова и снова. Тщетно.

Левое веко нервно задергалось. Никогда не страдал нервными тиками, но сейчас похоже пробил мой час. Издав протяжный стон отчаяния я упал в так удачно подвернувшееся позади мягкое кресло и вскрикнул от боли. Подушки встретили меня твердостью гранита, словно кресло было высечено из цельного куска породы. Сквозь слезы боли и страха я осматривал комнату, пытаясь найти выход, и поверив в то, что это не сон. Мир отказывался признавать моё существование. Как воспоминание не может позвонить кому-то, так и вымышленный персонаж не может примять подушки своим весом.

Я просидел в кресле наверное несколько часов, бездумно уставясь в одну точку. Впрочем за фазами отрицания и страха наступила фаза принятия, как ей и положено. Слегка успокоившись я прошел в ванную. Я же принимал душ. Поворачивал ручки кранов, вытирался полотенцем. Быть может я смогу с чем-то взаимодействовать, думал я тогда. Подойдя к крану я повернул ручку, всем сердцем надеясь, что сейчас всё будет нормально, из смесителя хлынет вода и кошмар развеется. Но нет. Опять легкая слабость и больше ничего. Нервно хихикнув я сделал шаг к выходу и покачнулся, едва не упав. Возможно в этом вина нервного истощения, а возможно постоянные попытки вымотали меня.

Но я не собирался сдаваться так просто. Теперь мой путь лежал к входной двери. Я даже не стал пробовать повернуть ручку, всё равно бесполезно. Лишь прислонился спиной к стене и стал ждать. Через некоторое время за дверью послышались тихие шаги. Я встрепенулся и закричал, молотя обеими руками по двери. Я кричал чтобы вызвали милицию, пожарных, скорую, кого угодно. Кричал что у меня пожар, бандиты, умирающий человек. Кричал, что выход заблокирован. В общем и целом нес я полнейший бред, на который только был способен мой измотанный разум. Шаги слегка замедлились, затем затихли, будто человек остановился, раздумывая. Затем шаги стали удаляться, хлопнула дверь подъезда и настала тишина. Но я орал так, что своими криками должен был перебудить весь дом, они не могли меня не слышать! Со злости я громко выругался и тут-же ужаснулся. Мой голос звучал как шепот, даже скорее шелест. Будто игривый ветер пронесся сквозь опавшую сухую листву. Меня никто не услышит. Никто не придет. Полностью опустошенный я опустился на пол, обхватил колени руками и, кажется, заплакал.

Очнулся от полубреда-полудремы я уже вечером. Кряхтя поднялся с пола и принялся мерить квартиру шагами. Попытавшись повертеть ручку двери, я направился к телефону, затем в душ, потом обратно к двери. И так раз за разом. Вдруг по спине пробежал неприятный холодок. Я понял что проголодался. Очень проголодался. На ватных ногах я прошел на кухню. На столе лежал кусок хлеба, из которого я собирался утром приготовить тосты. Господи, пожалуйста! Я молил бога, чтобы у меня получилось. Положив обе руки на стол, я аккуратно постарался сдвинуть хлеб с места. Хотя бы сдвинуть! Головокружение, на этот раз отдавшееся острой головной болью заставило меня жалобно вскрикнуть.

Мой разум помутился, и я с диким воплем бросился к окну и рванулся наружу, словно желая взлететь, не имея крыльев. Разбивая стекло своим телом, чувствуя как осколки врезаются в кожу, я стремился наружу. Секунда полета, приближающийся асфальт. Я зажмурился, готовясь к превращению в комок сломанных костей и разорванных сухожилий, как вдруг почувствовал столь знакомое головокружение. Открыв глаза я обнаружил себя стоящим у целехонького окна.

Снаружи наступила ночь, и на темное небо выполз серп месяца. Он заглядывал в окно и будто дразнил меня своей ехидной улыбкой. К этому времени на меня накатила странная апатия. В горле пересохло, резь в желудке была невыносимой, но мне было всё равно. Я был готов промучиться неделю и умереть от обезвоживания. Я действительно был к этому готов. Наивный.

Я сбился со счета через полтора месяца. На протяжении сорока трех дней я сидел в кресле, словно впав в некий транс. Иногда я поднимался и бесцельно кружил по квартире. Голод и жажда были невыносимы. Моя кожа свисала с костей как парадный костюм со скелета. Но я не умирал. Моё сердце продолжало биться в груди, отмеряя удар за ударом время моего существования. Я был неким извращенным подобием мумии, запертой в своём саркофаге в ожидании несчастного, который откроет её темницу и выпустит древнее зло на свободу. В моей душе крепла ненависть, да-да, именно ненависть к людям, которые копошились снаружи как муравьи. Изредка я подходил к окну и наблюдал за людьми в парке, за детьми и стариками, за мужчинами и женщинами. Наблюдал, и ненавидел их. Их свободу, их жизнь. А ещё я ждал. Ждал, когда-же кто-нибудь придет и вскроет мой саркофаг.